На свете не существовало такой вещи, которую Сибилл не сделала бы ради своего брата.
Он мог обижать ее и игнорировать, он мог использовать ее, унизить своими действиями и словами, он мог причинить ей такую боль, какая не проходила даже спустя месяцы и годы после ссоры и многочисленных извинений, но она все равно готова была на все ради Эдмунда, его будущего и его благополучия.
С самого начала своего приезда в Даллас девушка знала, что рано или поздно ей придется принести себя в жертву амбициям и устремлениям брата. Он всегда рисковал и никогда не считался с обстоятельствами, какими бы сложными эти обстоятельства ни были. И хотя Эдмунд запер бы сестру в подвале на пару ближайших лет, знай он, что она проворачивает за его спиной, она все равно согласилась с дядей, когда уже в спину ей были брошены слова о том, что Эдмунд просто не выживет в этом бесконечном безумии, если не будет заключать выгодных союзов с уважаемыми в криминальной среде семьями.
Не выживет.
Два слова, которым стоило единожды быть примеренными к имени брата, чтобы девушка вздрогнула и замерла при выходе из кабинета Ричарда. Она застынет так на бесконечно долгие пару минут, стараясь взять себя в руки. Ей не стоило даже задумываться о союзе с Мора, будучи привязанной к Эдмунду так сильно. Несмотря на то, что отношения их в сути более не представляли ничего ценного с точки зрения отношений мужчины и женщины, Сибилл знала, в какую ярость она приведет брата, когда он все узнает. Желая добиться для него выгодного союза и безопасности, девушка добьется прямо противоположного результата, потому что Эдмунд не станет церемониться с претендентами на сестру. В лучшем случае выйдет чудовищный скандал. А в худшем и представить сложно.
Но об этом дядя Ричард не знал. Никто из родственников не знал. И Виндзор разрывалась в попытке сделать все верно. В тот вечер она дала согласие на ужин с представителями Мора и ее потенциальным мужем.
И очень пожалела об этом уже на следующий день, о чем тут же сообщила дяде и попросила его не назначать Мора встречу и вежливо им отказать. Сибилл слишком поторопилась с решением и решение это могло привести к воистину непоправимым последствиям. Только дяде этого объяснить было нельзя. Поэтому Виндзор рисковала прослыть неразумной дурочкой и этого она боялась меньше всего. К несчастью для нее, дядя уже договорился о встрече и сообщил о согласии девушки. Отмотать все назад было решительно невозможным и остаток дней Сибилл провела как на иголках. Ей необходимо было бороться с собственными страхами и единовременно не подавать вида Эдмунду. Она не хотела конфликта между родственниками, а конфликт это неизменно произошел бы, если бы она не вовремя и не к месту открыла рот.
По мере приближения к заветной дате, о событии узнали все ближайшие родственники, кроме брата. Сначала тетя Эвелин оповестила Сибилл звонком об осведомленности таким деликатным вопросом, а затем и тетя Элизабет.
Женская часть семейства Виндзоров-Хардманов нередко проводила время вместе. Особенно при наличии таких сложностей и недопонимания между старшим поколением и поколением младшим. Они не всегда сходились во мнениях, но всегда умели действовать сообща, как одна семья, какой и являлись порой даже в большей степени, чем хотелось бы.
На очередной встрече в кафе в центре города, на Сибилл никто не пытался давить. Ей просто напрямую задали вопрос: «Ты уверена, что хочешь этого брака?». Раздумья были непозволительны. Тетки слишком хорошо знали единственную племянницу. Она замешкалась и дальнейшего ответа от нее не ждали. Заканчивая мысли друг за другом, Эвелин и Элизабет быстро пришли к мнению, что необходимо расстроить помолвку так, чтобы это не потянуло на оскорбление семьи Мора. Сделать подобное можно было всего одним доступным методом: Данте и Давид должны были сами отказаться от идеи помолвки. И хотя Сибилл это по-первости казалось полным абсурдом, своим теткам она доверяла. И верила в то, что их участие в ее судьбе приведет к наилучшему исходу. Это было очевидным. Женщины этой семьи точно знали, что нужно делать, чтобы мужчины бежали без оглядки и никогда больше не желали возвращаться. Большего и не требовалось.
В назначенный день все утро Сибилл провела за выбором платья. Шокировать незадачливую публику сходу не следовало. В конечном счете, женщины были лицом семьи и Виндзор не собиралась показывать это лицо в ужасающем виде. В дело пошел беспроигрышный в своей безупречной классике вариант маленького черного платья с полукруглым вырезом, который едва приоткрывал ключицы. Не слишком многообещающий вариант для будущей жены. Но вполне подходящий для той, что ею становиться была не намерена.
Ужин был назначен на семь часов вечера в доме Хардманов. Сибилл была на месте в половине седьмого и заметно нервничала, то и дело теребя платиновый браслет на запястье. Глупо было сомневаться в тетках. Виндзор сомневалась в себе. Ей ведь предстояло выставить себя не в лучшем свете. И девушка еще не решила - не станут Мора мириться с женой алкоголичкой, наркоманкой, лесбиянкой, или просто не глубоких моральных принципов и усмотрений.
Она приветствует дядю коротким поцелуем в щеку. Приветливо улыбается тетке и кивает головой, стараясь скрыть собственное неуместное волнение. Впрочем же, Сибилл не хотела быть чересчур неблагодарной дрянью. Она не намеревалась разрушать репутации дяди, равно как и не стремилась ничем обидеть самих Мора. Ничего не зная о них в сущности, девушка просто надеялась, что они верно поймут ее посыл и не станут принуждать к браку.
- Где тут у вас мини-бар. Я планирую начать с белого вина, - она прекрасно знает, где здесь мини-бар. И потому уже спустя десять минут делает пару внушительных глотков алкоголя, садясь в кресло, - Дядя, я просто надеюсь на то, что Вы не подсунули мне плешивого очкарика. Ничего не знаю о Мора. Но имя Давид намекает либо на ботаника-заучку в клетчатой рубашке с очками-лупами, либо на развратника, который главным условием брака выставит наличие четырех любовниц, постоянно проживающих вместе с нами. Если я ненароком убью его в первую неделю брака - это дурно скажется на наших взаимоотношениях и моем брате. Может, еще не поздно все отменить? - неторопливо рассуждает Сибилл и протягивает прислуге бокал в немой просьбе наполнить его снова, - И где тетя Элизабет, ради всего святого?